 рмия ламба Ал Лоруана окружила столицу графства. Селефаис замер в напряженном ожидании: мирные переговоры между графом и ламбом провалились, но ни одна из сторон не сделала ответного шага. И хотя люди тайно начинают готовиться к войне, никаких предпосылок к этому лорды не давали. Чего добивается ламб? Как отреагирует гордый граф? Какую роль в этой интриге сыграет Храм?
Мы ищем игроков на следующие роли. Вы также можете создать оригинального героя, чтобы принять участие в общем сюжете, или же начать свой собственный в любом уголке Империи. |
| Контакты администрации: Skype: curven_ward, girhasha. Мы всегда готовы дать любую консультацию и помочь в любой ситуации. |
|
Алтарь
| |
| Камес | Дата: Вторник, 13.12.2011, 00:27 | Сообщение # 1 |
|
Жрец Тауруса
Сообщений: 27
| 
Вершина храма является одновременно и высшей точкой Перста. Каменная пирамида, увенчанная массивной глыбой алтаря, устремляется к небу. Здесь проводятся многие из ритуалов, особенно те, которые требуют присутствия множества зрителей... или участников. Несомненно, это место было предназначено для массовых жертвоприношений. И хотя сейчас в храме почти не проводят ритуалов с былым размахом, большой алтарь все еще используется.
Именно с этого места вся долина видна, как на ладони.
|
| |
| |
| Камес | Дата: Вторник, 13.12.2011, 01:02 | Сообщение # 2 |
|
Жрец Тауруса
Сообщений: 27
| -----> Подземный зал Храма
Боги не всегда требуют человеческих жертв. Очень часто удовлетворить их голод может и кровь животного. Главное – чтобы цель жертвоприношения и его способ были угодны божеству.
Воплощение воинской доблести и отваги, Таурус принимал лишь те подношения, что были получены в схватке или в бою. Бог-буйвол благоволил каждому мечу и топору, испившего крови на войне. Потому на алтарях в жертву быку приносили только поверженных мужчин – пленных солдат и сильных воинов, сраженных в поединке. Если таковых не было, Таурус удовольствовался и жертвенными животными – но лишь теми, что несут в себе дух воина, что сражаются и убивают и никогда не склоняются под рукой человека.
Если отмести в сторону священных животных - диких быков, больших кошек, ящеров и хищных птиц, а также волков и собак, что не являются тотемами для колдунов, но пользуются покровительством Отца-Волка (с коим никто из детей Ворона не желал портить отношений), возможных кандидатов для посвящения богам оставалось не так уж много.
- Кто его добыл? – Камес застыл у края площадки, что окружала жертвенный алтарь на вершине пирамидального храма.
Его спутник, колдун с гладко выбритой головой и начертанными на черепе рунами, что при определенном ракурсе складывались в отчетливый рисунок двух изогнутых рогов, усмехнулся:
- Оллин, конечно. Кому еще придет в голову попытаться убить тебя таким образом?
Камес ответил молчаливой, мрачной улыбкой.
Животное лежало у алтаря, должно быть, еще не до конца отойдя от яда, что на время сковал его мышцы и позволил хитрому охотнику притащить добычу в храм живой и невредимой. Могучий, старый кабан-секач – можно ли представить более трудного и злобного соперника? При всем желании Оллин не смог бы придумать для старшего брата задания более самоубийственного.
- Младший хорошо знает мои вкусы, - улыбка колдуна выдавала его удовлетворение, - Сегодня мы принесем прекрасную жертву. Приведи псов, Пакис.
На какое-то время Камес остался у алтаря в одиночестве – если, конечно, не считать вепря, который по-прежнему лежал на месте, не подавая видимых признаков жизни. Впрочем, Камес раскусил игру старого хитреца: напряженные, прижатые к загривку уши, говорили о том, что зверь в сознании и, как и сам колдун, готовится к нападению.
Прекрасная будет битва. Если повезет, все решится еще до восхода солнца – как раз в тот час, когда диск дневного светила еще не появится из-за горизонта, но уже окрасит небосклон в цвет жертвоприношения.
- Сольем нашу кровь. Соединим нашу плоть. Поклянемся, что будем милосердны к проигравшему, - едва слышно, одними губами прошептал Камес слова древнего ритуала. Уши старого секача в ответ едва заметно вздрогнули: он услышал.
- Если погибнешь ты - я приму твою кровь. Если погибну я – ты примешь мою.
Узкие щелки век приоткрылись, и под черной щетиной ресниц мелькнули мудрые, осторожные глаза. Кабан смотрел на него. Камес, в ответ на долгий, пристальный взгляд, склонил голову, выражая в этом жесте все свое почтение и благоговение.
А разве можно не благоговеть перед великолепием мудрого, сильного и старого зверя? Камес был бы счастлив дотронуться до могучего загривка сейчас, пока вепрь в сознании и смотрит на него. Он многое отдал бы за шанс ощутить под своей ладонью превосходство осознанной, живой, первобытной силы - той силы, далекие отголоски которой он чувствовал в напружиненных мышцах охотничьих псов и взмыленных боках боевых коней. Силы, которая не покорялась людским рукам, и лишь ценою собственной гибели могла быть подчинена человеком.
В отдалении лаяли собаки, возбужденные запахом добычи. Небо над вершиной перста светлело.
- Пора.
Темные веки опустились, безмолвно соглашаясь.
Секач по меркам кабаньего рода был очень стар. Он пережил двенадцать зим и бесчисленное количество стычек с соперниками. В память о первых ему остался недюжинный ум и звериная хитрость, о вторых – безрассудная смелость и коллекция боевых шрамов.
Рослый, сильный самец, победивший ни одного сородича и обманувший многих охотников, он привык во всем полагаться лишь на себя и как никто знал цену осторожности. Вот и сейчас, оказавшись в незнакомом месте, он не спешил действовать, а предпочитал для начала изучить обстановку.
Он был обманут – это ясно. Один из изворотливых двуногих все-таки подкараулил его – то ли безупречный слух стал подводить секача, то ли верное чутье изменило. Так или иначе, более ловкий и хитрый охотник обошел его, и теперь старый вепрь оказался в западне.
Он уже знал, что единственный выход для него – убить или быть убитым. Он не задумывался о том, по чьим правилам пройдет этот бой, он даже не знал о существовании каких-либо правил. Старый секач в них не нуждался, поскольку честь для него была понятием настолько же абсолютным, насколько и неосознанным.
Он видел человека и знал, что тот попытается одолеть его. Он видел собак – маленьких, изворотливых бестий, которых он не боялся, но недолюбливал. И он видел длинный нож в руке человека. Не копье, и не лук, коих он опасался более всего – а один лишь длинный и крепкий охотничий нож.
Секач знал свои сильные стороны. Скоро наступит осень, и ему придется вновь доказывать свою силу молодым претендентам. Его шкура в преддверии гона уже начала грубеть, застывая непроницаемым панцирем на холке, боках и груди. Человеку будет сложно пробить эту броню своим оружием, а значит, у мудрого зверя все еще был шанс.
Вепрю не нравилось место, где он находится. Он не чувствовал запаха леса, его ноздри заполнял лишь дым и смрад запекшейся крови: запахи опасности. К ним примешивался раздражающая вонь собак.
Ненавистные собаки. Кабан видел таких псов прежде – и этого знакомства было достаточно, чтобы невзлюбить их. Небольшие, обманчиво слабые, они не производили впечатления опасных противников. Однако, они были настырны, изворотливы, и действовали сообща. Они постоянно галдели, взвинчивая себя и подбадривая охотника. Они цеплялись за шкуру зверя, когда он отворачивался, и тут же отскакивали, когда чуяли опасность. У них была жестокая, крепкая хватка: как-то раз старый вепрь пробежал две мили, неся на загривке двух таких злобных тварей, прицепившихся к его хребту, подобно жадным, упрямым клещам-кровососам.
Собаки отвлекали его, а человек кружил неподалеку. Двуногий старался не попадаться в поле его видимости, зная, что может не успеть избежать молниеносного, прямого удара. Собаки не кусали, но раздражали, и секач сделал первый предупредительный выпад.
Стая мгновенно рассыпалась, но через мгновение вновь собралась – еще более яростная, еще более возбужденная. Они провоцировали его на атаки, ожидая, когда вепрь сделает ошибку. Кабан отвечал, в свою очередь ожидая ошибки от человека.
Острые зубы норовили впиться ему в сухожилия, до крови цапнуть за ляжки. У маленьких злобных псов были на удивление крепкие челюсти. Несколько раз собаки заставляли его крутиться на месте, пока, наконец, секач не нашел надежное для себя укрытие: он прижался задом к массивной глыбе в центре каменной площадки, готовый отражать атаки галдящей стаи.
Примерно в ту же секунду, когда он выбрал удачную позицию для обороны, человек допустил долгожданную для кабана оплошность. Двуногий не успел вовремя отойти в сторону, встав на пути его прямой атаки. Зверь отреагировал мгновенно.
Молниеносно, яростно, он рванул на человека, намереваясь повалить и смять его… но осекся. Маленькая, злобно гавкающая псина, кинулась ему наперерез и повисла на морде, вцепившись острыми зубами прямиком в мягкое рыло. Вепрь остановился – скорее от неожиданности, чем от боли - а потом с гневным воплем отшвырнул настырную тварь в сторону. Его клыки обагрились кровью, и горячий, удушливый запах распоротой плоти, на какое-то мгновение сбил его с толку.
Старый секач обернулся, ища взглядом человека. Собаки лаяли еще более отчаянно, чем прежде: они видели смерть своего собрата, и теперь готовились отомстить. Но где человек? Где, во имя всех лесных духов, проклятый человек?..
Краем глаза вепрь заметил какое-то движение слева от себя и попытался обернуться, уже готовя свои смертоносные клыки для нового удара. Но внезапная, жалящая боль – словно укус пчелы под самым ухом - заставила его остановиться, как-то неестественно, устало охнув.
Короткая передышка перед новой схваткой. Ничего страшного, он тот час же поднимется на ноги.
В конце концов, перед ним было еще много врагов, и пока он был способен сражаться, секач бил – сначала осознанно, потом наугад, уже плохо соображая, что делает. Он сражался до тех самых пор, пока сильные ноги не подвели его – должно быть, впервые, за всю его долгую жизнь.
Камес чувствовал усталость остывающего тела соперника, каждой клеточкой своей собственной плоти разделяя его опустошение и наступающее оцепенение. Пальцы жреца заворожено гладили черную гриву, жесткую шерсть, ощущая с невероятной четкостью каждый шрам, каждую каплю смолы, запутавшуюся в щетине.
Сильное, мудрое животное, могучее даже в собственном умирании.
- Я исполняю, как и обещал.
Камес склонился над поверженным вепрем и вскрыл ножом еще теплое брюхо. Он отделил и извлек горячее, сочащееся кровью сердце, и отдал его ожидающему Пакису. Колдун принял его с поклоном, и тот час же исчез: сердце принадлежало Тотеку, и никто из них не посмел бы посягать на законную добычу Ворона.
- Принимаю тебя с честью. Отныне твоя плоть – часть плоти моей. Твой дух – часть моего духа.
Он вырезал печень и впился зубами в горячее, истекающее черным соком, мясо. Медленно прожевал, а затем проглотил, почти не чувствуя вкуса – лишь нестерпимый жар чужой крови.
Одного куска достаточно, остальное – для братьев.
Камес сделал несколько тяжелых шагов к алтарю, все еще держа в руках обрывок неостывшей кабаньей плоти. Казалось, что эта ноша гнетет его к земле, заставляя с трудом волочить ноги, а спину сгибаться под весом непомерной тяжести. Но, когда Камес положил ее на алтарь, все изменилось: плечи жреца расправились а глаза засияли внутренним огнем. Казалось, что само его тело в этот миг стало сосудом, наполнившимся чужим дыханием и волей.
- Таурус благоволит нам, братья, - его голос глухим рокотом пронесся над храмом, достигая самых дальних и темных уголков, - Я, кто вселяю ярость в ваши сердца, я кто дарую вам победу, я буйвол, отмеченный огнем, повелеваю вам – придите и разделите трапезу.
С высоты своего постамента, он оглядел долину, окрашенную первыми багровыми лучами рассвета и людей, терпеливо застывших у подножия алтаря.
«А теперь, сделай то, что должен».
- Благодарю тебя, мой повелитель, - Камес поклонился, и отступил в сторону, освобождая место для братьев.
Все верно: для него остался еще один ритуал который, на этот раз, он проведет один. Нужно выполнить обязательство перед старым другом.
«Моя ошибка, Рафа. Я промахнулся, но ты поступил правильно. У тебя было храброе сердце, брат.»
Склонив голову, Камес вновь повторил слова древнего обряда:
- Мы, стая, принимаем твою кровь – как и ты принял бы нашу. Я исполняю, как и обещал.
А потом осторожно поднял мертвого пса на руки и, в окружении притихшей стаи, стал спускаться по ступенькам, прочь от алтаря.
|
| |
| |
| Камес | Дата: Пятница, 16.12.2011, 08:57 | Сообщение # 3 |
|
Жрец Тауруса
Сообщений: 27
| Оллин наблюдал за жрецом Тауроса с начала ритуала. Ему была интересна реакция брата на жертву, которую он для него подготовил. Он стоял в отдалении, почти слившись с тенями ночи. Ягуар успел сменить наряд пажа на величественное одеяние жреца, и когда ритуал закончился и Оллин пошевелился, тогда золотые вставки в тканях его одежды вспыхнули в огнях факелов и звезд.
- Откуда в тебе столько благородства и теплых чувств? В один момент мне казалось, что ты выпустил бы того кабана, если бы служки не затащили его наверх этой лестницы. А пес? Отличный был охотник, злобный как демон и стаю чувствовал, но ты ведь не будешь плакать? Камес, я надеюсь, что после твоей победы над бедным паладином, ты додумался съесть его сердце? – Произнес Оллин, держась на значительном расстоянии от Камеса. – И кстати о трапезе. Ты обращал внимание, что Кайфас порой пренебрегает правами Ворона на сердца жертв. Не знаешь чем это может объясняться?
- Обычно дети, взрослея, перестают донимать старших вопросами. У тебя, как видно, все по-другому, - хмыкнул колдун, продолжая шагать в окружении увивающихся у его ног псов. Как всегда после ритуала он чувствовал опустошение и усталость, именно поэтому Камесу вовсе не хотелось тратить время на болтовню с младшим. Осталось совсем немного времени, чтобы закончить дела в храме, быть может, немного отдохнуть, а после выдвинуться обратно в Селефаис. Успеет ли он поспать сегодня? Только если в седле.
- Тебя удивляет, что я могу проявлять благородство? – Камесу не нравилось, когда Оллин брался копаться в его мозгах. Он чувствовал, что почти все действия маленького хитреца были направлены на то, чтобы так или иначе задеть его или, что намного хуже, вскрыть один из запретных тайников сознания старшего брата. Да, Камес имел свои тайны. Оллин, вероятно, чувствовал это, а потому никогда не упускал случая проникнуть чуть глубже в его голову. - Тебе, маленький хитрозадый недоносок, должно быть, трудно понять, как это – драться с достойным противником один на один, лицом к лицу. Что ты можешь знать о благородстве? - он остановился и обернулся к Оллину, - Ты хоть раз прикрывал кому-нибудь спину? Хоть раз вверял свою жизнь… да хотя бы собаке? Хоть раз испытывал потребность защитить чью-либо жизнь, кроме своей собственной?
Камес раздосадовано сплюнул себе под ноги. Черт возьми, ублюдок все-таки заставил его проявить эмоции. Он разозлил его и, похоже, вынудил сболтнуть лишнее.
- Я взял сердце паладина, если тебе действительно интересно это знать, - Камес отвернулся и продолжил свой путь, продолжая говорить, - Я забрал не только его жизнь, но и его статус. Это был поединок, а не жертвоприношение, тут были замешаны только мы двое – я и Гиллиан. В этом случае я имел полное право на добычу. Что касается Кайфаса… мне наплевать на его дела. Пусть жрет все, что ему вздумается. Надеюсь, что когда-нибудь его пронесет так, что он высрет собственные кишки.
- Наверное, я не совсем правильно выразился. Не благородство, а сентиментальность. И я не оспаривал твое право на сердце паладина, – успокаивающе сказал Оллин, следуя, на расстоянии, за братом по темным коридорам святилища, - но, кажется, кроме статуса ты перенял от него кое-что еще. Откуда эти надуманные идеалы? Кажется, мы при Храме не держим менестрелей с их восторженными балладами.
Оллин давно заметил, что у Камеса кроме вспышек ярости, порой бывают весь странные и не свойственные безжалостному воину Тауруса порывы. Вряд ли о них знали посторонние – к людям эти благородные вспышки не относились. Да и при свидетелях Камес всегда вел себя, как подобает жрецу Быка и боевому предводителю колдунов – хамски и грубо.
- И все-таки мне кажется, что незримый конфликт наших братьев вызван чем-то более серьезным, чем неуемные аппетиты Крокодила. Да и ты слишком демонстративно игнорируешь их дела, точно хочешь намеренно показать, что это тебя не касается. Ну же, расскажи мне, почему наш старшенький иногда ведет себя так, будто главный здесь он? – Все это выглядело как их семейная тайна, в которую его забыли посвятить. Кайфас и Тотек пересекались не так уж и часто – один проводил почти все свое время на нижних этажах Храма, другой в долине у трона графа. Но при каждой их встрече Оллин замечал намеки, красноречивые действия, взгляды или недосказанные слова, которые он не мог объяснить. Он пытался спрашивать, следить и шпионить, но все было тщетно. Старшие братья не хотели раскрывать секрет, который наверняка касался и его. И только Камес казался наиболее слабым звеном в этой тайне, потому время от времени он предпринимал попытки пробиться сквозь упрямую завесу молчания Камеса.
- Мне понравилась долбанная свинья, только и всего, - буркнул Камес, - Она дерется лучше, чем ты, поэтому она мне нравится, а ты - нет.
К счастью, спасительная дверь его комнаты (или кельи?) уже маячила невдалеке, и это предвещало жрецу скорое избавление от надоедливых вопросов младшего брата. Оллин продолжал настойчиво лезть туда, куда соваться ему совсем не следовало. Даже сам Камес считал, что излишне углубляться в этот вопрос не только бесперспективно, но и опасно. Отношения между Тотеком и Кайфасом - это исключительно их дело, и они с Оллином отнюдь не того полета птицы, чтобы рыться в темных семейных тайнах.
Но все же, Тотек должен был понимать, что рано или поздно он начнет спрашивать.
- Ты, значит, все еще не догадался? - издевательски спросил Камес, занимая оборонительную позицию на пороге собственной комнаты. Довольная стая просочилась между его ног, расценивая этот жест, как предупреждение для пришельца, и приглашение для себя. А приглашение в логово означало полноправное пользование всеми удобствами, в том числе и хозяйским ложем.
- А я вот в твоем возрасте догадался, - сообщил Камес и захлопнул дверь перед носом у младшего брата.
|
| |
| |
| Камес | Дата: Пятница, 16.12.2011, 13:49 | Сообщение # 4 |
|
Жрец Тауруса
Сообщений: 27
| Когда Пакис явился в комнату старшего жреца Тауруса, он застал идиллическую картину: Камес спал на своей и без того тесной кровати в окружении двух или трех собак. Остальные псы, кому по рангу или по невезению, не удалось занять место под боком у человека, ютились вокруг. Устойчивая вонь, сочетавшая в себе все оттенки запахов псины и потного мужского тела, могла легко сбить с ног кого-нибудь, кто, в отличие от Пакиса, не обладал стойкостью и выдержкой истинного последователя Быка.
Судя по тому, что Камес не проснулся от одного лишь звука отворяемой двери, прошедший день и ритуал сильно вымотали его. Однако, это не помешало жрецу уже через час быть готовым к отъезду. В полном доспехе и на коне, он был готов вести свой отряд к Селефаису. До полудня оставалось еще не менее получаса.
» Графство Селефаис » Окрестности города » Окрестности
|
| |
| |
| Оллин | Дата: Вторник, 20.12.2011, 21:18 | Сообщение # 5 |
|
Жрец Онзы
Сообщений: 29
| Сразу после неудачного разговора с Камесом, Оллин провел ритуал в честь своего бога. Он был не так эпичен и кровожаден как у его братьев. По сравнению с ними подношение для Ягуара могло показаться непочтительным или даже оскорбительным. Ведь проходило оно не у ног статуи хитрого бога, а на открытой площадке перед входом в Храм, и кровь не окропила узоры алтаря. Наверняка Кайфас, увидев действия своего младшего брата, стал бы читать ему наставления о том, как нужно возносить хвалу сыновьям Корвуса: каким ножом и куда нужно ударить; какой орган вырезать, а какой оставить; что нужно съесть, а что отдать священным животным; когда нужно принести жертву, что сказать, какие движения сделать. Но старика здесь не было, и потому Оллин мог общаться с Онзой так, как считал нужным.
Порой Оллину казалось, что отшельника, скрывающегося в глубинах Храма, уже давно покинул Кайман. Он не понимал, как можно из раза в раз, словно нерадивый ученик, повторять одно и тоже. Боги – это не статуи у алтарей, они не катаются в небе по неизменному маршруту на огненных ладьях – они живут и видят. И им глубоко наплевать на всю ортодоксальную чепуху и мишуру. Она нужна только для тех, кто глух и слеп. Тотек проводит ритуалы редко и так, как считает нужным, но ведь никто не сомневается, что Ворон все еще благосклонно сидит на его плече. И если Тотеку на ухо шепчет Корвус, то Оллин порой сам становился Онзой, сливаясь с его божественной сущностью.
Выйдя в сумрак потухающей ночи, Оллин вывел коня, которого дал ему Ильдан. Благородное животное уже оправилось после безумной вечерней скачки, но было еще слишком измотано, чтобы предпринять обратное путешествие в долину. Оллин перерезал ему горло, а вырезанное сердце бросил в огромную жаровню, чье пламя всю ночь напоминало жителям Селефаиса о Храме. Пламя приняло дар, выбросив в светлеющий воздух клуб черного дыма. Жизнь и сердце гордого существа забрал себе Онза, но сердце Оллин отдал ему не в качестве ритуального дара – он преподнес его как подношение от хозяина лошади.
- Пусть ламб ступает по следам Ягуара также мягко, как кошка. – Произнес ритуальную фразу жрец. Он был уверен, что присутствие Онзы за спиной эльфа будет полезнее, чем в стенах Храма.
Оседлав другого коня, менее заметного, чем белоснежный жеребец ламба, Оллин засветло отправился к городу.
|
| |
| |
|
рмия ламба 
